ДМИТРИЙ ИВАНОВ: «Прежде всего, врач должен обладать состраданием»

Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет (СПбГПМУ) — это крупнейшая федеральная детская клиника, в которой за последние годы впервые в мире провели множество сложнейших операций, Среди них —  кардиологические,  нейрохирургические  и внутриутробные вмешательства.

Главный неонатолог Министерства здравоохранения Российской Федерации, ректор Педиатрического университета Дмитрий Иванов рассказал о 100-летней истории вуза, новом поколении врачей, развитии медицины в России, а также об особенностях профессии врача.

— В Педиатрическом университете недавно выдали дипломы молодым врачам. Расскажите об этом выпуске.

 — Конечно, каждый выпуск отличается и запоминается чем-то. Мы помним, что в медицинском вузе учатся шесть лет — это самое длинное по времени образование. За эти долгие годы случается многое. В целом, этот курс нас приятно радует, потому что около 20 % выпускников получают диплом с отличием. Такого результата никогда не было. Это говорит о том, что студенты были максимально мотивированы на получение знаний. 

— В СПбГПМУ приезжают учиться со всей России. Многие возвращаются домой, получив диплом?

 — Мы должны разделить несколько категорий обучающихся. Есть люди, которые поступают после школы по результатам ЕГЭ. Они вольны в своем выборе и могут вернуться домой, искать место работы в Петербурге или поступать в ординатуру. Но есть так называемые «целевики» — это те, кто получил направление на обучение. Они заключают договор с поликлиникой, в котором четко оговорено, что после окончания обучения  необходимо  в течение трех или пяти лет отработать именно в этом конкретном медицинском учреждении. В Санкт-Петербурге выпускник может остаться только в том случае, если возместит региону потраченные на его обучение средства.

— Если человек, поступивший по целевому направлению, плохо учится, вы можете его отчислить?

— Безусловно, можем. И после отчисления он должен будет вернуть сумму, которая была затрачена на его обучение. 

— Каков процент «целевиков» на курсе?

— У нас практически 70 % бюджетных мест — это «целевики». Простому школьнику, который не определился со своей будущей судьбой, поступать всё тяжелее.  Вуз не может принять человека, который не набрал нужного количества баллов ЕГЭ. Например, для поступления на педиатрический факультет  абитуриент должен набрать не менее 45 баллов по трем предметам. Если наберет 40, то мы не сможем у него принять документы, независимо от того, имеет он целевое направление или нет. 

— Что может понимать ребенок в 17 лет, как он может определиться? Может быть, нужно посмотреть ему лично в глаза и задать вопрос: «Почему ты хочешь в эту профессию?»

— Есть дети, которые  в 17 лет четко знают, что они хотят. Чаще всего — это  девушки, они раньше юношей взрослеют. 

На самом деле вы поднимаете очень важную тему. В России сохранились вузы, чтобы поступить в которые, нужно пройти творческий конкурс. В медицинских университетах требуется то же самое. Врачебная профессия кроме знаний предполагает еще определенные человеческие качества — прежде всего сострадание к пациентам. Без этого невозможно врачевать.

— Большой конкурс в этом году?

— Пока мы этого сказать не можем, потому что компания еще в самом разгаре. Каждый год конкурс в медицинские вузы растет. В прошлом году на лечебный факультет конкурс был 60 человек на место. 

— Но ведь мы знаем, что медиков не хватает. В России нужны врачи, чтобы работать не только в столицах...

— Действительно, не все готовы ехать в регионы. Большинство хочет работать в крупном городе.  Как главный специалист Министерства здравоохранения РФ я бываю как минимум в 50 регионах ежегодно и могу сказать, что детская медицинская инфраструктура сейчас на высоком уровне. Последние годы государство вкладывает большие средства в развитие региональной медицины. Поэтому  возможности медицинских учреждений в плане места работы для выпускников, конечно, отвечают мировым стандартам. Но со всем остальным есть нюансы, а люди хотят досуга, развлечений. 

Сейчас мы часто используем, на мой взгляд,  достаточно эффективный метод:  стараемся, чтобы практику студенты после четвертого, пятого курсов проходили в Псковской, Новгородской областях. И когда они приезжают в регион и понимают, что там гораздо больше возможностей для роста, чем в Санкт-Петербурге, то многие принимают предложение о работе от региональных медицинских организаций.

— После того как началась перестройка, в системе образования  произошло множество изменений. Какие из них можно признать успешными, а какие провалились? Как ваша образовательная сфера отличается от той, что была 30 лет назад?

— В медицине не появились магистры и бакалавры. У нас остался тот же специалитет с шестилетним обучением, как было в советское время. Тогда много внимания уделяли общественно-полезной жизни студентов и их воспитанию. Потом решили, что это не важно. Сейчас мы пытаемся вернуться к тому, что студент должен себя ощущать гражданином своей страны. Очень хорошо, что в обществе есть потребность в том, чтобы мы осознали себя гражданами единой страны, сплоченным народом. 

В советское время для вузов существовали абсолютно одинаковые программы обучения. Один человек учился во Владивостоке, другой — в Санкт-Петербурге, и они проходили обучение по единым стандартизированным учебникам, изучали одинаковое количество предметов. Потом решили, что каждый вуз обладает самостоятельностью и может давать предметы на том курсе, на котором считает нужным. Есть  федеральный государственный образовательный стандарт, но там прописаны только часы. Предположим, на нормальную анатомию выделяют 1 000 часов, а когда давать эти часы — дело вуза. Нет единых учебников. В итоге получается, что выпускники разных вузов отличаются друг от друга по знаниям. Сейчас говорят о том, что необходимо вернуться к единым образовательным программам.

— Кажется, что диагностика — самое слабое место отечественной медицины на сегодняшний день. Поставить правильный диагноз сложно. Нужен особенный талант, чтобы ставить верный диагноз?

— Врачевание — это и есть особый талант. Он либо есть у человека, либо его нет. А знания, о которых мы говорили, наслаиваются на этот талант. Одаренный человек свободен, он по определенным критериям диагностики может своим мышлением дойти до истины. Если человек не обладает талантом, то свободы мышления, к сожалению,  нет. Тогда он попадает в жесткие рамки тех знаний, которые у него есть. Знать всё невозможно. Такая несвобода мышления приводит к постановке стереотипных диагнозов и назначению шаблонного лечения.  В советской медицинской школе всегда отмечали, что надо лечить не болезнь, не анализы, а пациента и не по учебнику. 

— Какие рекомендации вы дали бы тем, кто собирается поступать в Педиатрический университет?

— Я бы попросил абитуриента ответить на один единственный вопрос: «Ты точно решил стать врачом?» Потому что ошибка дорого обойдется. Будет потрачено много времени и  нервов. Надо понимать, что в медицине есть очень много тяжелого и неприглядного. Успехи случаются: врачи делают уникальные операции, спасают безнадежных больных. За этим стоит тяжелый труд, время, которое ушло на освоение специальности. Возможности медицины, особенно технические, постоянно растут. Учиться придется всегда. Поэтому вы должны себя спросить:  готовы ли вы к тяжелой, часто неблагодарной работе? И только если ответ положительный, пробовать поступить.

 — Cпасать детей сложнее,  чем взрослых? 

— Мы должны отчетливо понимать, что организм ребенка кардинально отличается от организма взрослого. Взрослый человек — это статичность, потому что  примерно с 20 до 60 лет человеческий организм не претерпевает существенных изменений. Организм ребенка, особенно раннего возраста, меняется стремительно. Например, однодневный малыш отличается кардинально от трехдневного по целому ряду показателей, по функционированию систем. То, что бывает в раннем неонатальном периоде, то есть в первые семь дней жизни, не повторяется больше никогда. Поэтому на особенности детского возраста всегда накладывается развитие. Педиатрия — это медицина развития. И трактовка этих изменений гораздо более сложная, чем у взрослых людей. У детей встречаются все заболевания, которые есть у взрослых, но на них накладываются эти особенности развития.

 Многие препараты, которые применяются в лечебной практике,  запрещены для использования детьми, так как их эффект неизвестен и не был исследован. Таких препаратов примерно 80 %. Некоторые не применяются, потому что имеют доказанный нежелательный эффект на организм ребенка, а большинство, потому что не проводились изыскания. Поэтому медицина детства кардинально отличается от взрослой медицины. Чем младше ребенок, тем сложнее ему рассказать,  где у него болит, и и вообще пожаловаться. 

 — Почему вы выбрали такую сложную специальность?

 — Первоначально я выбрал медицину. С 10 лет я хотел быть детским врачом. Правда, детским психиатром. Я доучился до третьего курса тогда еще  Ленинградского педиатрического института, а потом занялся неврологией новорожденных детей и стал всё больше склоняться к неонатологии. После пятого курса я твердо решил быть неонатологом. И уже 36 лет моя жизнь связана с этой специальностью.

 — Скоро Педиатрический университет отметит свое 100-летие. Можно ли сказать, что вуз сыграл и продолжает играть большую роль в защите детей всего мира?

 — Первая детская больница Российской империи появилась в Санкт-Петербурге. Первая кафедра детских болезней зародилась здесь, в Военно-медицинской академии, а также  первое в России общество детских врачей.В 1925 году,  во время советской власти, был создан институт, в котором учили именно детских врачей. В нашем городе работали выдающиеся детские педиатры мирового уровня. 

Быстро стало понятно, что надо создавать систему охраны материнства, детства, участковую педиатрию. А для системы нужны специалисты со знанием особенностей детского организма. В связи с этим и был создан первый в мире педиатрический вуз. 100 лет наш институт выпускает врачей-педиатров. На сегодняшний день педиатрический факультет самый многочисленный из всех восьми факультетов университета. Около 15 % — это иностранные учащиеся. Большинство — из стран СНГ, но есть и студенты из дальнего зарубежья: Европы, Индии, Пакистана, Афганистана, стран Африки. 

Хочу еще вернуться к лечению детей: мы подняли архивные документы и посчитали, что со дня основания врачи педиатрического института пролечили 14 миллионов детей со всех регионов России.

 — Я знаю, что специалисты Педиатрического университета и сейчас ездят по нашей стране. Только в этом году вы посетили более 10 регионов. Это ваша обязанность как главного неонатолога?

 — Вот уже 10 лет я главный специалист страны по неонатологии, и в свое время мы с моими сотрудниками придумали систему, которую и сейчас активно используем. Мы анализируем истории болезни всех умерших детей в регионе. По каждому умершему ребенку у нас есть свое мнение,  и, приезжая в регион, мы работаем с врачами, которые имели отношение к лечению  данного ребенка. Мы обсуждаем,  почему его не спасли. К сожалению, бывают безнадежные ситуации. Мы всегда исходим из того, что история не имеет сослагательного наклонения, но нам важно понять,  можно ли было сделать что-то по-другому. 

— Сегодня уровень детской смертности в России самый низкий за все времена. Даже меньше,  чем в США и Китае. До этого он был высокий?

 — В 1917 году в Российской империи умирал каждый третий ребенок. Показатель младенческой смертности принят во всех странах. Он характеризует развитость страны — насколько хорошо построена инфраструктура, не только медицинская, но и социальная. В странах Европы смертность была примерно такая же. К началу Великой Отечественной войны этот показатель снизился практически в два раза. К концу существования Советского Союза младенческая смертность была около 22 промилле. Большая смертность была в республиках Средней Азии, меньшая — в России, Прибалтике. 

В 2012 году мы перешли на общепринятые критерии Всемирной организации здравоохранения и стали учитывать детей с массой более 500 грамм.  В абсолютных величинах тогда умирало 20 тысяч детей в возрасте до года. На сегодняшний день  младенческая смертность составляет 4,2 промилле, это значит, что в 2022 году в России умерло 6 тысяч детей. Каждый год у нас умирает на 14 тысяч меньше детей в возрасте до года. За 100 лет Россия снизила младенческую смертность в 100 раз. Это грандиозное достижение, о котором мало говорят. 

Такие результаты мы получили потому, что государство придает огромное значение демографическим проблемам. За 30 лет создана выдающаяся инфраструктура. Особенно за последние 10 лет. Построены современные детские больницы, перинатальные центры с современнейшим оборудованием. Это, конечно, и подготовка врачей, и создание национальных медицинских центров.  Высокотехнологичную медицинскую помощь может получить любой ребенок и взрослый нашей страны. 

Сейчас лечат такие патологии, которые раньше считались безнадежными. Это и опухолевые образования, и патологии нервной системы, и пороки развития.  Например, впервые в нашей стране академик Баиров сделал операцию ребенку,  у которого пищевод и трахея были связаны. Ребенок выжил. Эта операция положила начало хирургии новорожденных.

На сегодняшний день в нашем учреждении делаются сложнейшие внутриутробные вмешательства. Хирурги — мужественные люди, они идут на риск, чтобы помочь ребенку.

 — Что влияет на образование таких страшных патологий у малышей? Проблемы с экологией?

 — Я хочу сказать, что,  к сожалению,  часто влияет не только экология, но и самолечение. Беременная женщина,  заболев,  не обращается к врачу и что-то принимает,  и это может влиять на плод и в дальнейшем на здоровье ребенка. Конечно, негативное влияние оказывают  курение и употребление алкоголя — это не врачебные выдумки.

— В годы блокады за жизни маленьких ленинградцев тоже боролись врачи. Сейчас вы сохраняете эти традиции. Расскажите об этой славной странице истории Педиатрического.

 — К началу блокады Ленинграда в городе осталось около 400 тысяч детей. По мере усугубления ситуации стало понятно, что их не только надо лечить, но и кормить. Именно тогда в нашем городе, впервые в Советском Союзе, был введен институт главных специалистов. Таким специалистом по педиатрии стал Александр Фёдорович Тур, который всю блокаду оставался в городе и оказывал помощь детям. Педиатрический институт продолжил учить студентов, когда все остальные вузы эвакуировались. За годы блокады выпустились около 900 врачей. Эти люди ушли на фронт. Многие из них погибли. 

В те годы  сотрудники университета разработали смеси, которые заменяли молоко. Их делали из олифы, сои. Это помогало спасать маленьких детей. Функционировал родильный дом. 

— Врач — это профессия,  в которую идут по зову сердца?

— Мне кажется, что, прежде всего, врач должен обладать состраданием. Будущий врач должен понимать, что всю оставшуюся жизнь он будет общаться с больным человеком. Пациент ведет себя не так, как здоровый человек в обыденной жизни. А ребенок вообще, как правило,  только плачет. Поэтому,  если  у вас нет сострадания, вам будет сложно работать врачом.

Беседовала Дина Власова