Андрей Лёвин: От «Призрака оперы» до антиутопии

— В том спектакле я играл скорее маску, мне не хватало ни актерского, ни жизненного опыта. Теперь же, в том числе и благодаря музыке, образ получился глубже, ярче, злее. Я понимаю психологическую подоплеку поступков Ласюрета и знаю, откуда проистекают его комплексы. Он и мадам Александру ненавидит не просто так, и Арману хочет навредить неслучайно, и все его «телодвижения» имеют конкретные цели, одним словом, мой нынешний Ласюрет — 

настоящий рай для психолога. Музыка Дунаевского добавила всем героям объема, а тяжелой по сути истории — легкости, просветленности. 

— Сначала мне было обидно, что монолог, в котором можно было «поиграть», найти какую-то вариативность, сократили и заключили в стихотворную форму. Но получилось, что музыка заставила действовать компактнее, быстрее, добавила нерв. 

— По просьбе режиссера спектакля Виктора Крамера искали актера, который сможет не только сыграть, но и спеть, что было непросто, потому что партитура — сложная, тесситура — очень высокая. Кто-то порекомендовал меня, и я получил приглашение на пробу. На меня давил уровень ответственности, я ужасно волновался и во время прослушивания «подсорвал» голос. Но неожиданно Крамер сказал: «Спеть ты споешь, это ясно. Сыграть, в общем-то, хотят многие, но мне важно, чтобы это было еще и спето не фальцетом, а в полный голос — звучно, мощно, что может далеко не каждый. Я рад, что нашел тебя».

— Крамеру хотелось увидеть в образе Кентервильского привидения рокера-металлиста, дававшего когда-то грандиозные рок-концерты, но в данный момент несчастного уставшего от жизни человека, не знающего, что ему делать в этом мире… У меня получился скорее несчастный черный клоун…

— Да, это была потрясающе интересная работа с Кушниром, режиссером Николаем Дрейденом, хореографом Владимиром Варнавой, группой АХЕ. Собственно, на «Зомби» почти в полном составе перекочевала команда тюзовского спектакля «Лёнька Пантелеев. Мюзикл». Это фантасмагорическая история о будущем, 

в котором построено идеальное общество людей, находящихся всегда в приподнятом настроении. Оборотной же стороной этого «Эльдорадо» является остров, обитатели которого много и тяжело работают, куда тайно доставляют тех, кто позволил себе не улыбаться в «идеальном мире». Одним словом, социальная сатира. Ни в чем подобном — ни до, ни после — участвовать мне не приходилось. 

Там была очень креативная разносторонняя музыка, оригинальные вокальные партии, например танго надсмотрщиков, внутри которого была заключена рэп-композиция. 

— Только в детстве (улыбается). Я пел в Детском хоре радио и телевидения и с другими хористами был среди мальчишек, которые прыгали за Юродивым в «Борисе Годунове» Мусоргского, и среди мальчишек, гулявших в Летнем саду в «Пиковой даме» Чайковского. Было это в Малом театре оперы и балета (ныне — Михайловский театр). Однако рос я именно в «классической атмосфере»: мой дед — кларнетист и саксофонист, служил в Русско-японскую войну в оркестре на крейсере, очень любил оперу и собрал большую коллекцию пластинок, которые я постоянно слушал.