Три ключа

В степи мирской, печальной и безбрежной,

Таинственно пробились три ключа:

Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,

Кипит, бежит, сверкая и журча.

Кастальский ключ волною вдохновенья

В степи мирской изгнанников поит.

Последний ключ — холодный ключ забвенья,

Он слаще всех жар сердца утолит.

Александр Пушкин

Снова и снова обращаемся к Александру Сергеевичу, будто он рядом всегда — и в утро, и в полдень, и в вечер жизни. Однажды найденная яркая метафора — «телега жизни» — по слову поэта, «на ходу легка; / Ямщик лихой, седое время / Везет, не слезет с облучка». И судьба — от юношеских озарений до старческой мудрости — сулит не жестокое беспамятство людское, а лишь забвенье той прозы жизни, что вечно отравляет минуты высокого полета, ведь «служенье муз не терпит суеты». Вот стихнет «жизни мышья беготня», и «холодный ключ забвенья» творцу «жар сердца утолит»… А нам оставит в наследство только чистое золото поэтических свершений.

Три замечательных русских поэта, чьи памятные даты сошлись этой весной, — три (магическое число!) из многих почитаемых нами — вот уж подлинно, «таинственно пробились» к читателю, да не в степи «печальной и безбрежной», а в «пустыне мрачной», где в искусстве 

(к счастью, не всегда) могли обходиться «без божества, без вдохновенья». Их судьбы, по-разному, конечно, складывавшиеся, во многом были сходны — и преследованием или отвержением властных чиновников, диктовавших свои вкусы, и поздними триумфами, и любовью читателей.

Ответствует на это старший сержант разведроты Давид Самойлов:

Слава Богу! Слава Богу, 

Что я знал беду и тревогу! 

Слава Богу, слава Богу — 

Было круто, а не отлого!

И «нобелевский тунеядец» Иосиф Бродский — о том же:

Но пока мне рот не забили глиной, 

Из него раздаваться 

будет лишь благодарность. 

Итог подводит старший нобелиат Борис Пастернак:

Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора —

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра. 

К трем поэтическим родникам, к трем чистым ключам — в ряду других целебных источников — приникают поколения, духовной жаждою томимы.