Жизнь и судьба семьи Эллербергов

«Докажите, что вы не немец» 

Причины, по которым советская власть подвергала людей дискриминации, многообразны и большей частью фантастически абсурдны. Но в основе на самом деле лежало несколько основных мотивов: принадлежность к интеллигенции, к «бывшим хозяевам», национальный вопрос. Все они подходили к Эллербергам. 

Но развитие событий, которые привели к трагической кульминации семейной истории, депортации в 1942 году сына Владимира Густавовича, Виктора Владимировича, с оставшимися членами семьи (матерью, которая умерла по дороге в сибирскую ссылку, и женой Эллой Рейновной), окончательно конкретизировали причину преследования: национальность — немец. 

Надо сказать, что вопрос определения национальности значительной части жителей Петербурга, особенно тех, кто являлся выходцем из стран Прибалтики, в частности Эстонии, был непростым. 

Пытаясь обнаружить возможные следы семьи Юргенсонов среди жертв сталинских времен, я просмотрела списки репрессированных с этой фамилией. Среди 67 человек с фамилией Юргенсон (на самом деле их значительно больше) мы обнаруживаем и эстонцев, и латышей, и немцев, и русских. Объединяет всех одно: репрессированы по национальному признаку.

Проблема национальности часто становилась камнем преткновения в судьбе многих музыкантов, в том числе и на мировоззренческом уровне, на уровне самосознания, самоощущения. Альфред Шнитке по этому поводу признавался: «Это для меня очень сложный и больной вопрос, который меня мучил всю жизнь» (Беседы с Альфредом Шнитке. 

М., 2003. С. 21). 

Возвращаясь к героям нашего исследования, думаю, что национальность как таковая вряд ли была существенна для Эллербергов до событий начала ХХ века. Метаться между принадлежностью к эстонским и немецким корням семью заставили периоды обострения в России «немецкого вопроса» сначала в годы Первой Мировой войны и затем в начале Великой Отечественной войны. 

Очень точно это ощущение выразил тот же А. Г. Шнитке: «Я начал чувствовать себя евреем с начала войны. Вернее, как только началась война, я себя сразу почувствовал одновременно и евреем, и немцем» (там же, с. 21).

Мы обнаруживаем во многих документах семьи Эллербергов нарочито настойчивое стремление убедить тех, кто предъявляет им обвинения (!) по поводу немецкой национальности, в том, что они эстонцы. 

В ситуации дискриминации по национальному признаку ломались даже достаточно сильные как по характеру, так и по социальному статусу люди. Показательна история очень известного в России переводчика и создателя уникального литературного музея, Ф. Ф. Фидлера, который на рубеже веков был чрезвычайно уважаемой фигурой в литературном мире. А. П. Чехов говорил, что Фидлер — это «неугасимая лампада перед иконой русской литературы» (Фидлер 

Ф. Ф. Из мира литераторов: характеры и суждения. М., 2008. 

С. 23).

Но в годы Первой Мировой войны Фидлер становится жертвой антигерманских настроений. В ситуации обывательской травли даже Фидлер, который всегда гордился своей принадлежностью к немецкой нации, — начинает словно оправдываться и отрекаться от своей национальности. В ответ на грубый выпад одного из его знакомых по поводу немецкого происхождения Фидлер раздраженно пишет в дневнике: «…он — негодяй; знает, что оба моих деда были французами (пришли в Россию с Наполеоном, попали в плен и остались здесь навсегда), но стремится направить против меня, мнимого немца, черносотенные инстинкты интеллигентской толпы» (там же, с. 648).

В одной из рукописей 1955 года, сохранившейся в семейном архиве, Виктор Владимирович Эллерберг передает разговор с начальником МГБ в Красноярске, в 1946 г.: «Доказывал, что я эстонец по отцу. Выписали паспорт. Зам. начальника МГБ <…> не разрешил выдать. Обращался в МГБ Красноярска — не разрешили. В комендатуре спросил: почему? за что? Ничего не ответили, сказали только: «Вы же немец! Докажите, что вы не немец — и мы вас сразу освободим из спецпоселения». 

«…потому, что я не озлобился»

Все члены семьи Эллербергов — и Виктор Владимирович в том числе — безвинно пострадали за свою немецкую фамилию. Но свою трудную жизнь и в Ленинграде, и в Норильске, несмотря на все лишения, потери близких людей, он прожил в полном соответствии со словами Д. С. Лихачева, который писал: «Я попадал “под пресс суровой действительности”, но если мне действительно в той или иной мере удалось сохранить духовное здоровье, душевное равновесие, то только потому, что я не озлобился» (Лихачев Д. С. Избранное. Мысли о жизни, истории, культуре. М., 2006. С. 55).

В начале пятидесятых годов, после пребывания в Игарке, Виктор Владимирович Эллерберг переезжает в Норильск, где наконец-то объединяется со своей семьей и обретает счастье возвращения к любимой профессии. (С женой и сыном он был разлучен на несколько лет, так как они были отправлены в Норильск раньше, а Виктор Владимирович оставался на спецпоселении в Игарке.) Работает в Норильске одержимо, много, в самых разных направлениях музыкантской деятельности. 

Вот фрагмент из характеристики, хранимой в семейном архиве и подписанной замечательным человеком, директором Норильского Дворца пионеров Т. Добровольской: «В. В. 

Эллерберг с сентября 1954 года работает в Норильском Дворце пионеров имени А. П. Гайдара в должности художественного руководителя, он же руководит вокальными ансамблями и хорами. Человек редкого музыкального таланта, сочетающегося с умением научить других. Детские хоры, руководимые Эллербергом, — лучшие в городе и в конкурсах детской художественной самодеятельности занимали первые места на протяжении ряда лет. Неутомимый, энергичный работник, умелый организатор детского коллектива. Человек большой души. Его знают и уважают все родители по Дворцу пионеров, музыкальной школе и по средней школе № 5. Знает его как хорошего работника и общественность города. В коллективе работников и среди детей пользуется вполне заслуженным авторитетом и уважением». Характеристика написана 5 марта 1961 года и предназначена для оформления пенсии. 

Сохранилось много фотографий этого периода. Они полны жизни! Везде Виктор Владимирович в окружении огромного числа детей и коллег. Его энергия, темперамент — 

в жестах, схваченном фотографом движении. Открытое, доброе лицо, освещенное улыбкой. 

Не ограничиваясь разнообразной педагогической деятельностью, Виктор Владимирович пишет музыку. Большей частью это детские песни. Но Эллерберги сохранили и две театральные программки к спектаклям Норильского драматического театра, где Эллерберг указан как автор музыкального оформления, а во втором случае как автор музыки к спектаклю по пьесе Константина Финна «Ошибка Анны». На программке имеется надпись, сделанная главным режиссером театра, заслуженным артистом РСФСР Е. Л. Гельфандом: «Эллербергу Виктору Владимировичу. Сердечно поздравляем с премьерой. Благодарим за эмоциональную сценическую музыку. 27/1Х.1955 г.». 

Спустя десятилетия мне посчастливилось встретиться с одной из первых учениц Виктора Владимировича, Людмилой Марковной Пищик, приехавшей на гастроли в Норильск в 2006 году в составе камерного трио со знаменитой скрипачкой и педагогом с мировым именем Дорой Шварцберг и виолончелистом Хорхе Боссо. 

Людмила Пищик окончила Норильскую музыкальную школу по классу фортепиано у В. В. Эллерберга и поступила в знаменитую школу им. Столярского в Одессе. 

В настоящее время она является доцентом Петрозаводской консерватории на кафедре камерного ансамбля и активно концертирующей пианисткой. В своем письме ко мне она поделилась своими воспоминаниями о любимом педагоге: «Я не осознавала, наверное, в силу возраста, его педагогические приемы, но помню, что я понимала, насколько велик этот человек, что он личность, что он музыкант огромного масштаба. И всеми музыкантскими качествами, которые во мне раскрылись и раскрываются еще сейчас, я обязана ему. 

Практически он организовывал всю музыкальную жизнь Норильска. <…> Я занималась в хореографическом кружке, и там тоже играл В. В. Но как играл и что играл! Это была музыка из балетов, опер, из оперетт. Он приносил клавиры, играл вальсы, мазурки Шопена. Я думаю, это тоже было воспитание музыкального вкуса, слуха, расширение кругозора.

Очень важным в моем музыкальном развитии был репертуар. Разглядев мою природную музыкальность, В. В. опирался на нее, чтобы быстрее меня «продвинуть». Все, что я играла, я любила. Это были произведения высшей пробы. Не помню, чтобы я учила какую-то неинтересную, примитивную или сугубо “тренировочную” музыку. Я играла органные хоральные прелюдии Баха, Моцарта сонаты (причем целиком, все части!), Шопена этюды, вальсы, мазурки. На выпуске я играла Прелюдию и Фугу Баха и концерт Грига!

Самое главное, что сделал В. В., — он внушил мне уверенность в своих силах. Когда я приехала поступать в Одессу, у меня не было комплекса провинциалки, я приехала побеждать.

В. В. писал мне потом, что гордился мной, был счастлив, что я поступила и буду продолжать заниматься музыкой. Но он очень волновался, потому что понимал, какой уровень в школе им. Столярского, что конкурс большой, а у меня все-таки база техническая была недостаточна (четыре года 

обучения — маловато). Но, тем не менее, тогда приняли меня одну! Все бегали смотреть на меня, как на диковинку — 

девочку из Норильска. Я думаю, В. В. научил меня мыслить в музыке, чувствовать ее и привил мне хороший вкус, дал толчок развитию моей индивидуальности». 

Возвращение в Ленинград

Тяжело больным вернулся Виктор Владимирович Эллерберг с семьей в Ленинград в 1960 году. Квартира была отнята до ссылки, он поселился у родственников. Его сын Вадим учился в музыкальной школе на Садовой, у ученицы Виктора Владимировича Фаины Давыдовны Брянской.

В 1961 году, незадолго до своего шестидесятилетия, В. В. Эллерберг умер в поселке Волосово, под Ленинградом.

В 1967 году вдова Виктора Владимировича, Элла Рейновна Эллерберг, напишет в жалобе, направленной в адрес начальника УКГБ по Ленинградской области: «В сущности, ни муж, ни я никаких правонарушений не совершали и были высланы на том основании, что муж являлся немцем по национальности. Я прошу пересмотреть решение о нашей высылке в 1942 году и отменить эту высылку, как необоснованно примененную. Для меня это крайне необходимо, а по отношению к памяти моего мужа это было бы к тому же и справедливо». 

В архиве Виктора Владимировича Эллерберга сохранился клавир незаконченного им фортепианного концерта, на титульном листе которого написано: «Посвящаю памяти дорогих родителей, В. Г. Эллерберга и Ж. А. Эллерберг». Мне это кажется очень символичным. Любовь к семье, родителям он пронес через всю жизнь. Я думаю, что он осознавал историю своей семьи как малую, но существенную страничку музыкальной истории Петербурга-Ленинграда. Отсюда столь трепетное отношение к документальным свидетельствам этой истории и объяснение невероятного факта сохранения семейного архива в чрезвычайных обстоятельствах.

Для сегодняшних исследователей подобные документы — 

бесценное наследие, позволяющее не только восстановить историю человеческих судеб, но и исполнить свой долг перед памятью многих и многих людей, которых Мария Юдина называла мучениками. Эти мученики вопреки всему оставили светлый след в сердцах и душах людей, внесли свой вклад в формирование фундамента культуры городов на окраинах России.