Вызывая на дискуссию

«Равнодушная природа» дала осечку: родилось у беспутных полубожеств очаровательное существо с откуда ни возьмись прекрасными человеческими качествами. Но с изъяном: притворяться не умеет. А посему — 

очень уязвима, чем люди добрые пользуются, свои дела обделывая. Родителям она как-то не очень нужна. Только Мизгирь, страстный собственник, на нее горящий взгляд положил, да он до поры ей страшен. Вот и мыкается эта чудо-девушка в поисках настоящей человеческой доброты. Высшие силы между тем равнодушия друг к другу отнюдь не проявляют, у Мороза, Весны и Ярилы-солнца серьезные конфликты. Жертвы этих «разборок» — 

не только хрупкая Снегурочка, но и весь народец берендейский с его слепой верой в великое божество, которому только поклонись — и оно даст все радости теплой комфортной жизни. Не дало. Всех пожгло Ярило-солнце в финале, пока ему гимны распевали. А Снегурочку растопил так, мимоходом. Чтобы знали Мороз да Весна, кто во Вселенной хозяин. 

Конечно, театральная продукция с таким содержанием далека от имиджа утренника, практично прокатываемого в каникулы, хотя театр делает сокращения и кроит из трехчасового серьезного действа спектакль «для всей семьи». Вряд ли из этого получится что-то путное, потому что постановщиками зачерпнуто в материале совсем иное, нежели милый верхний слой. Использован подлинный драматизм ситуаций, многое развернуто в сторону иронии, частенько злободневной, в сторону насмешки и даже китча (богатенький жених Купавы прикатывает на шикарном красном винтажном авто). А финал вообще шокирует циничным взглядом на земные проблемы откуда-то сверху… Вопреки Римскому-Корсакову? Вовсе нет. И композитор, и автор пьесы-сказки Александр Островский, и открывший «Снегурочку» Александр Афанасьев, составитель сборника сказок «Поэтические воззрения славян на природу», видели в старом языческом мифе не только поэтический и философский пласт, но и отражение законов земного мироустройства, и взаимоотношения «сильных мира сего». Транспонированные в относительную современность, эти сюжеты активно воплощаются в спектакле, иногда грубовато и прямолинейно, но, к счастью, не слишком диссонируя с оркестром Гергиева, бережно несущим тему полифонии прекрасного и реального в жизни.

Нарядное Берендеево царство — некое зеркало современного социума в стилизованной раскраске: немного ретро-мещанства, немного фольклорного «драйва» плюс ироничный взгляд на характерно-современное в повадках. Да, подобный постановочный ход нынче — 

уже «общее место». Но с музыкальным и словесным текстом «Снегурочки» он почти не диссонирует — ну, не до такой степени, что ухо режет (а это частенько случается в русских операх при их актуализации). 

Царь Берендей — микст Додона с Емелей (государь торжественно выезжает на большой русской печи) — изображен Евгением Акимовым, как и положено, в белькантовой звуковой манере, однако с изрядной долей иронии. У Андрея Попова это совсем другой, но очень знакомый всем царь. Впрочем, кто как видит… Очень колоритна Купава, особенно Екатерины Санниковой: бойкая девица своего не упустит. Хоть и «брошенка», а царя-батюшку подцепить уж готова, сапожки ему надевает. Но когда и здесь «облом», прозревает, что самый выгодный «сердешный друг» — это Лель (великолепная травести Екатерина Сергеева) — «ушлый» парень, только прикидывающийся бедным пастушком. Хоть песни поет складно, главное для него — денежки, которые они с Купавушкой жадно собирают во время любовного дуэта. А Мизгирь (пленяющий вокалом Алексей Марков или темпераментный Владислав Куприянов) заигрался: из вальяжного собирателя драгоценностей (помните, про жемчужину пел) — превратился в душевно неуравновешенного, словно галлюциногенов объевшегося. Снегурочку он не столько любит, сколько желает, требует. А когда любимую игрушку отобрали, очень эффектно кидается в бездну (в оркестр, спиной, на сетку; трюк отработан первоклассно).

Вот среди таких людей в спектакле Анны Матисон ищет Снегурочка счастья. Не найдя, уходит в свой маленький мирок — снежную полянку на краю сцены, где ее ждут куклы, копии любимых людей — мамы-Весны, папы-Мороза и пригожего Леля, да старенький телевизор. Вполне актуальная история тихого детско-юношеского одиночества… Эту щемящую тему великолепно проживает Айгуль Хисматуллина, совершенно «правдашняя», с чистой летящей певческой интонацией; тоненькая, беззащитная в бесформенном белом платьице после того, как Бобыль и Бобылиха стащили с нее ладное, все в снежных блестках одеяние, подаренное родителями. Собственно, это всё, что они дали ей «в приданое». Мама (колоритная Анна Кикнадзе — Весна в купеческом стиле) пожаловала ей любовь не свою, тихую и ласковую, а сладко-чувственную. И обставила ритуал дарения с мещанской красивостью, под стать вкусу берендеев. Но голос Снегурочки-Хисматуллиной звенит настоящим восторгом: ей теперь есть что отдать любимому, даже если он не протянет руки помощи в трудную минуту…

Тихо и неприметно заканчивается жизнь прекрасного существа на снежной полянке. Улетает белый воздушный шарик, с которым она не расставалась. Свернувшись калачиком, Снегурочка словно растворяется в мерцании снежинок. А из глубокого арьера сцены быстрым деловым шагом приближается некто, влекущий за собой другой шар — огненный. Смертельный для всего живого. 

Жаль тех зрителей, которые увидят только усеченный семейный вариант этого динамичного спектакля, погруженного в очень сдержанный и одновременно мощный мир сценографии Александра Орлова с яркими оригинальными костюмами Ирины Чередниковой. Спектакля, нелегкого для восприятия в силу своей протяженности, полного непривычных смыслов и вызывающего на дискуссию.