Онегин и графиня: две попытки взять Казань

На 37-м Международном оперном фестивале имени Шаляпина в Казани одну за другой, с интервалом в два дня, показали две самые знаменитые оперы Чайковского. В любом российском городе, где имеется оперный театр, непременно есть свои «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». А если их нет в настоящий момент, значит, недавно сняли, чтобы вскоре вновь поставить.

«ОНЕГИН, Я СКРЫВАТЬ НЕ СТАНУ…»
Впервые в Казани опера «Евгений Онегин» была дана на сцене в 1885 году, а спустя пять лет, 29 марта 1890 года, в другом спектакле Казанского общества любителей музыки, в партии Зарецкого дебютировал в опере и сам Фёдор Иванович Шаляпин.
На нынешнем фестивале была представлена последняя по времени постановка 2012 года (режиссер — Михаил Панджавидзе). О ней довольно много писали. Критики высоко оценили видеоинсталляцию Игоря Гриневича, который использовал черновики и знаменитые рисунки самого Пушкина. Мне тоже эта идея в целом понравилась. Но порой ее буквальное исполнение невольно способствовало неожиданному и даже комическому эффекту. Так, когда перед второй картиной меняли декорацию, кровать Татьяны на сцену выносили прямо через профиль Александра Сергеевича.
Постановка близка к традиционной: глаз отмечал привычные детали — варку варенья, другие осенние крестьянские дела («с жатвой покончили мы!»). При этом бросалось в глаза неосторожное обращение с колюще-режущими предметами. Крестьянки в тесной толпе размахивали очевидно не тупыми серпами. А крестьяне кололи дрова так, что тот, кто придерживал полено снизу, несколько раз мог остаться без рук.
Из мелочей: на балу в честь дня собственного ангела Татьяна оказывается в том же платье, что и в первой картине. Няня поет «Моя голубка, склонив головку и глазки опустив, идет смирненько», — а голубки уже и след простыл!
«Появляется Гремин, который уводит жену», — читаю в буклете. Да и критики писали, что муж «знает о ее свидании с Онегиным, более того — он ее сопровождает и оберегает». Представьте мое разочарование, когда ничего этого не случилось!
Зато очень симпатично закольцованы оба объяснения! Скамейка в последней картине вряд ли та же, конечно, что и в третьей. Но похожа... И письмо. В сцене объяснения в саду у Лариных Онегин возвращает Татьяне письмо. Та его бросает. А он потом, когда она убегает, поднимает. Чтобы предъявить ей в конце: «тебе я послан Богом, до гроба я хранитель твой!» Сама ведь говорила!
Неожиданно и сильно впечатлила панорама Невского проспекта под знаменитый полонез из начала шестой картины. И, да, отдельное большое спасибо постановщикам за малиновый берет! Вот пустячок, а как приятно! Уж сколько видано-перевидано «Онегиных»! И наших, и в трансляциях из лучших оперных домов мира. Большой, я вам скажу, дефицит этих самых малиновых беретов! А тут — пожалуйста.
Музыкальным руководителем постановки был в 2012 го-ду Михаил Плетнев. Очевидно, уровень выдающимся музыкантом был задан такой, что и семь лет спустя у дирижера Рената Салаватова всё звучит слаженно и выразительно.
Из всей межтеатральной команды спектакля наиболее убедительной оказалась для меня исполнительница роли Ольги Екатерина Сергеева (Мариинский театр). Она была равно хороша и актерски, и вокально. Действительно, прелестное дитя, невольно оказавшееся катализатором событий, приведших к гибели Ленского. Юный поэт был неплох (Алексей Неклюдов, «Новая опера»), как неплоха была и Татьяна (Анна Нечаева, Большой театр России). Михаил Казаков (Гремин, Большой театр России и Театр
им. М. Джалиля), был хорош, впрочем, как всегда. На уровне поставленных режиссером и дирижером задач исполняли свои небольшие партии Александра Саульская-Шулятьева (Ларина, «Новая опера»), Елена Витман (няня, Мариинский театр), Айдар Нургаянов и Фанис Мухтаров (соответственно Зарецкий и Ротный, оба Театр им. М. Джалиля).
От Трике всегда ждешь чего-то забавного, необычного. Ничего такого, увы, Максим Остроухов («Новая опера») не показал. А вот Онегин (Игорь Головатенко, Большой театр России) и вовсе разочаровал. Мои соседи вздыхали по исполнявшему заглавную партию на фестивале несколько лет назад Василию Ладюку, и я их понимала!
Итог: спектакль живой, адекватный. На него можно пойти — без боязни попасть в неловкое положение! — всей семьей. И получить эстетическое удовольствие. Но, конечно, многое зависит от конкретных исполнителей.

«ГРАФИНЯ, ЦЕНОЙ ОДНОГО РАНДЕВУ…»
Возлагая минувшим летом букетик полевых цветов на могилу Модеста Ильича Чайковского, я, наверное, подспудно хотела хоть как-то восстановить справедливость. Те, кто признают гениальной музыку Петра Ильича, нередко не уважают брата-либреттиста.
Если совсем честно, да, либретто Модеста Ильича далеко не шедевр. Со всеми его зефирами и прочей архаикой. Но ведь если бы не было этого либретто, не было бы и самой великой оперы!
«Пиковую даму» на либретто Модеста Чайковского должен был вообще писать не его знаменитый брат, а совсем другой композитор. Чайковский долго отказывался, но потом увлекся идеей. «Пиковая дама» была написана во Флоренции, куда композитор уехал отдохнуть, за рекордные 44 дня.
Мировая премьера оперы Чайковского «Пиковая дама» состоялась в декабре 1890 года в Мариинском театре Санкт-Петербурга. А уже в мае 1893-го с этой оперой познакомилась и Казань.
Нынешней постановке Юрия Александрова во время фестиваля исполнилось два года. Судя по отзывам критиков, премьера удалась. Чего нельзя, увы, сказать о спектакле нынешнего фестиваля. То есть, конечно, спектакль по-прежнему ошеломляюще красив (художник-постановщик Виктор Герасименко). Хороши и видеопроекции (Данил Герасименко), особенно во время сцены в спальне, когда Графиня вспоминает тех, кто пел и танцевал во времена ее молодости. По-прежнему высок музыкальный уровень (дирижер Марко Боэми). Но вопросы есть. В основ-
ном к режиссеру.
Нет, меня вовсе не смутили ни карты, которыми пронизано буквально всё сценическое пространство, ни даже пастораль. Ни сценически поставленная увертюра, которая сразу обозначает два главных полюса спектакля: вот Герман, вот Графиня, между ними напряжение сродни вольтовой дуге. Ни музыкальные купюры — похоже, скоро хоры нянь и гувернанток, а также детская игра в солдатики в Летнем саду станут раритетом и будут охраняться законом! Да и любовной игрой, которую ведет с Германом Графиня, тоже сегодня трудно кого-либо удивить…
Но Герман с полотенцем на лице — зачем? Елецкий в девичьей у Лизы — этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Елецкий, пляшущий с Машей… Он же, прячущийся за спинами девушек… Целующий ручку гувернантке… Нет, нет и нет!
Ариозо «Откуда эти слезы» Лиза поет… исповедуясь Маше! Герман хватает Лизу со спины — вот в это верю, это может быть!.. Поет «Стой так» — но она сидит, притом у него за спиной. Потом то же самое будет в спальне Графини: «Гляжу я на тебя — и ненавижу!» — поет Герман, стоя спиной к портрету Венеры Московской…
На балу во время арии «Я вас люблю, люблю безмерно» Елецкий поднимает листок, который Лиза уронила. «Но ясно вижу, чувствую теперь я», — понятно, он же прочел чужое письмо! Елецкий продолжает петь. Герман приходит. Лиза уходит. И уже не удивляет, что, допев, Елецкий отдает письмо адресату!
Ну и наконец, в спальне. Графиня всяко обольщает Германа, по-своему поняв его страстный монолог. И умирает-то она, похоже, только для того, чтобы Герман смог спеть полагающееся «Она мертва, а тайны не
узнал я»!
И если Олег Долгов (Герман, Большой театр России) к концу спектакля распелся и зазвучал, то создать убедительный образ ему, на мой взгляд, так и не удалось. Голос Марии Лобановой (Лиза, Большой театр России) оказался, напротив, слишком велик для зала Театра им. М. Джалиля. За ее мощным вокалом потерялось всё то, что хотел сказать режиссер. Владимир Целебровский (Елецкий, «Санктъ-Петербургъ Опера») выглядел слишком благородным для той странной роли, которую ему уготовил Юрий Александров. Не могу, увы, сказать доброго слова об исполнителе роли Томского Юрии Ившине (Театр им. М. Джалиля). А ведь именно Томского пел когда-то (правда, не в Казани) Фёдор Иванович Шаляпин!
Кто же остается? Конечно, прекрасная Татьяна Ерастова (Графиня, Большой театр России). Отличный дуэт Сурина (Андрей Валентий, Большой театр Республики Беларусь) и Чекалинского (Максим Остроухов, «Новая опера»). Исполнители других ролей были более или менее на своем месте, за что им большое человеческое спасибо.
Итог: красивый спектакль с невнятной идеей. Кто-то из критиков написал, сославшись на слова Юрия Александрова, что если в городе один оперный театр, вряд ли стоит идти на эксперимент. Воистину так!