«Лесная наука должна получать достойное государственное финансирование»

— В последнее время лесному комплексу уделяется всё большее внимание на государственном уровне. За один только 2019 г. прошло несколько крупных мероприятий, важнейшее из которых — Национальный лесной форум, прошедший в шести федеральных округах страны. Всё это говорит о том, что государство озабочено состоянием лесной отрасли. Сейчас в стране задан вектор на цифровизацию экономики в целом, и, конечно, мы смотрим, что можно сделать в этом отношении и с лесной отраслью. Конечно, цифровизация лесной отрасли — это сложный процесс, и он будет эффективен только в том случае, если будет выработан единый подход, в частности, к созданию единой государственной системы определения объема круглых лесоматериалов. Пока этого нет, рано говорить о цифровизации отрасли. Объясню, что я имею в виду. Около пяти лет назад для борьбы с черными лесорубами была введена Единая государственная автоматизированная информационная система (ЕГАИС) учета лесоматериалов от места заготовки до фактического вывоза с таможенной территории РФ, которая связывает лесозаготовителя и покупателя. Лесозаготовитель не может продать больше леса, чем он заготовил, поскольку всё внесено в реестр. Формально система введена, однако за всё время своего существования она не выявила ни одной незаконной вырубки. Кроме того, если раньше при перевозке круглых лесоматериалов автомобильным транспортом у водителя должны были быть два сопроводительных документа: путевой лист и товаро-транспортная накладная, то сейчас у него их до сорока. А это дополнительные затраты. От такой цифровизации страдают в первую очередь не «черные лесорубы», а законопослушные лесозаготовители. Также необходимо учитывать, что при отводе делянок в рубку учитывается древесина без коры и точность учета количества отведенной в рубку древесины допускается в пределах до 10 % в ту или иную сторону. За год в России заготавливается около 230 млн куб. м древесины, и если будет заготовлено на 23 млн куб. м больше или меньше, то это в пределах допустимой погрешности. Поэтому когда мы ведем борьбу с так называемыми «черными лесорубами», которые, по данным Рослесхоза, незаконно вырубают около 2% от общего объема, не всегда возможно понять, имеет ли место в конкретном случае незаконная вырубка. 

За границей, в развитых лесных странах, существуют единая система обмера круглых лесоматериалов и независимая государственная организация, представители которой находятся на каждом крупном лесоперерабатывающем заводе, и именно они производят обмеры и определяют количество древесины, поступившее на заводы от всех лесозаготовителей по всей стране, по единой методике. У нас же нет никакого единообразия: кто-то принимает круглые лесомате¬риалы в соответствии с требованиями ГОСТа, кто-то — по ОСТу, а кто-то — по каким-то своим стандартам; одни производят обмеры с корой, другие — без нее. У РЖД и таможни также разные системы учета, в основном по весу. Проводить какой-то сравнительный анализ практически не возможно. Каждая структура оперирует своими данными. И у людей складывается неправильное мнение о целой отрасли. Приведу еще такой пример. Для отправки леса на экспорт необходимо получить фитосанитарный сертификат, который действителен в течение двух недель с момента выдачи и до поступления товара на границу. Если через 14 дней товар не пересек границу, таможня требует новый сертификат. Получается, что на один и тот же вагон может быть выдано 2–3 сертификата, в которых отражены объемы вывезенной древесины. А в статистику таможня дает свои данные, фитосанитарная служба и Рослесхоз — свои, и все они не стыкуются между собой. И при этом мы говорим о цифровизации лесной отрасли, которая подразумевает, что все данные должны быть едины! Начинать надо не с конца, то есть с цифровизации, а с начала — с приведения к единству оценки лесного ресурса, который будет заложен в базу. 

— Лес горит по разным причинам. Иногда это погодные условия — слишком жаркое лето, иногда в дерево попадает молния, оно загорается, и пожар моментально охватывает большую территорию. К сожалению, люди оставляют в лесу непотушенные костры. Наш вуз сейчас пропагандирует необходимость введения в школах предмета «лесная педагогика». В нашей стране, где столько земель покрыто лесом, дети с ранних лет должны знать, как его сохранить и не нанести вред. Лес горит там, где плохо проведены противопожарные мероприятия. Вы же наверняка обратили внимание, что страшные пожары охватывают именно леса Сибири, где плохая доступность по причине того, что нет дорог. Это, как правило, те леса, которые не взяты в аренду. В СМИ озвучивались цифры, что в этом году сгорело 16 млн га. леса. Как представить себе этот объем? В год мы заготавливаем около 230 млн куб. м леса на площади порядка 1 млн га. То есть получается, что за один год в Сибири сгорело 16 годовых объемов фактически заготовленной древесины. Ущерб государству оценен всего в 70 млрд рублей. Однако реальный ущерб куда серьезнее. Никто не считает погибших животных, сгоревших растений из Красной книги и т. д. Ущерб подсчитан только по древесине, а я считаю, что древесина — это наименее ценный продукт в лесу. Один килограмм древесины стоит порядка двух рублей, а тот же килограмм грибов, ягод, орехов, семян обойдется совершенно в другую цену, как минимум в два раза выше. Однако из всего лесного ресурса оценен только древесный. Если бы государство хотя бы один процент того, что теряет в год вследствие лесных пожаров, выделяло на лесную науку, таких ошеломляющих цифр ущерба можно было бы избежать. Лесная наука должна получать достойное государственное финансирование. В нашем университете разработаны методики и составы по тушению лесных и подземных торфяных пожаров. Что происходит, когда пожар тушат водой, сбрасывая ее с самолета, как это делают сейчас? Вода с большой высоты падает на угли, и они не тушатся, а разлетаются во все стороны от удара воды, что только увеличивает площадь пожара. Наши ученые создали специальный раствор, выделяющий при горении газ, который вследствие химической реакции тушит огонь. Представьте себе торфяной пожар, когда горит непонятный объем под землей. Такой пожар можно потушить водой только в одном случае: если заполнить весь объем, что практически невозможно. Если его залить предлагаемым нами раствором, то при взаимодействии с огнем выделяется газ, который заполнит все пространство, и горение прекратится. Мы занимаемся противопожарными технологиями на протяжении многих лет. Наш раствор может не только тушить пожар, но и использоваться для обработки леса при проведении противопожарных мероприятий. Когда мы в нашем Лисинском учебно-опытном лесхозе летом обработали противопожарные полосы, а потом пришли осенью, то увидели, что эти полосы выделялись более яркой зеленой окраской, т. е. вещества, которые используются при изготовлении раствора, являются еще и прекрасным удобрением. Университет неоднократно предлагал выделить финансирование на проведение дополнительных исследований этого раствора, на разработку методики по тушению лесных пожаров и профильному министерству, и Рослесхозу, и МЧС, которое занимается тушением крупных лесных пожаров, но, к сожалению, наши предложения и разработки никого не заинтересовали. 

— Да, безусловно. В нашем университете на основе геоинформационных систем, глобальных систем позиционирования, средств дистанционного зондирования земли разрабатываются способы транспортного освоения лесов и их мониторинга. Разработаны экологически безопасные технологии лесозаготовок, системы гидротранспорта древесного сырья. Мы производим композиционные материалы с повышенной огнестойкостью и низким содержанием фенолов. Это не только фанера, но и многое другое. Проводим исследования возможности получения древесного пластика на основе древесной муки и лигнина. В университете открыта лаборатория «Компьютерного моделирования и аддитивных технологий», где наши преподаватели и студенты занимаются 3D-прототипированием. При печати изделий используются не только стандартные материалы, но ведутся исследования и поиск новых видов филамента. Одной из таких разработок является древесно-полимерный композит, содержащий 30 % древесной муки, которая остается, например, при производстве мебели. Изделия из этого филамента являются экологичными и биоразлагаемыми. В нашем университете ведутся работы по выращиванию резонансной древесины. 

В процессе роста дерева обрубают все сучки, и в итоге вырастает дерево с максимальным количеством ствола без сучков, которое можно использовать для производства музыкальных инструментов — гитар, скрипок. Это немногое из того, над чем мы работаем сегодня.

— Для того чтобы лесное хозяйство и лесная промышленность развивались, необходимо оценить лесной ресурс во всем его комплексе: это и биомасса дерева, живица, береста, грибы, ягоды, семена и многое другое. Следует определить их территориальную доступность, понять, какие ресурсы нужны для их добычи, и тогда станет понятно, какой доход от них поступит в лесное хозяйство. В 80-е гг. весь лесной ресурс был оценен, работали заготовительные и перерабатывающие предприятия, была выстроена четкая система получения максимального дохода от леса. Если просчитать, сколько дохода получило бы государство от комплексного использования лесного ресурса, цифры были бы огромны. Вы только подумайте — в магазинах сейчас продается березовый сок белорусского производства, потому что у нас его никто не заготавливает! Даже клюква в магазинах — и то китайская! Это в нашей-то стране, где леса так богаты и ягодами, и грибами, и орехами, в том числе и очень дорогими кедровыми. Придите в любой магазин Финляндии — вы увидите всевозможные наливки, варенья, морсы, настойки. Там существует частная собственность на лес, бизнесмены заинтересованы в том, чтобы их лесные участки приносили максимальную прибыль. У нас в комплексном использовании лесного ресурса государство не заинтересовано. В 80-е гг. во многих регионах существовали химцеха, которые занимались живицей, переработкой биомассы дерева, в частности хвои, но сегодня ничего этого нет. А с одной тонны хвои можно получить около 60 кг каротиновой пасты, которая стоит сейчас порядка 2–2,5 тыс. рублей за один килограмм. А на одном гектаре еловых насаждений сегодня в лесу остается около 10–15 тонн хвои. Если ее переработать, можно получить дополнительной продукции более чем на один миллион рублей с гектара, что более чем в три раза превышает стоимость древесины, полученной на той же площади. Есть и другие продукты, получаемые из биомассы дерева, которые используются в медицине и косметологии. Все технологии у нас имеются. Ученый нашего университета Виктор Иванович Рощин плотно занимается этими исследованиями. В Томской области несколько химических заводов работают по технологиям, разработанным учеными нашего университета, а вот химических заводов в Ленобласти уже давно не существует. Далее возьмем для примера березовый сок. Одно дерево за сезон может дать от 100 до 150 литров сока, и если рассчитать стоимость, то получится, что одна береза за один сезон принесет доход в 10 тыс. рублей. А если мы ее спилим, то получим за древесину всего около 1000 рублей. Прежде чем спилить ту же березу, можно с нее снять бересту, из которой раньше в каждом леспромхозе делали деготь. Килограмм дегтя стоит порядка 300 рублей. Стоимость семян и орехов также довольно высока, около 10 000 рублей за килограмм. К сожалению, забыт сегодня такой способ добычи живицы, как подсочка. Раньше ни одно сосновое дерево нельзя было спилить без подсочки, сейчас ее никто не делает. Живицу используют и в медицине, и в косметологии. Из нее получают канифоль, из которой делают припой для пайки. Тот же припой, который мы используем сейчас в нашей промышленности, — чаще всего искусственный, китайский, который по качеству куда хуже натурального. А ведь если такая некачественная пайка произведена при строительстве космического корабля, то это уже вопрос государственной безопасности. Лесное хозяйство должно быть самоокупаемым и приносить прибыль. Это возможно, если государство обратит внимание на перечисленные способы получения дохода от лесной отрасли.

— Понятие лесного образования предполагает подготовку кадров для лесного сектора экономики страны. Наш университет называется лесотехническим. Это значит, что именно у нас уже 216 лет дается лесное образование. До недавнего времени всё было понятно: из стен нашего вуза выходили лесохозяйственники, лесоинженеры, лесохимики, лесоэкономисты. Сегодня обучение ведется по направлениям подготовки в соответствии с Федеральными государственными образовательными стандартами. К «лесным» направлениям можно отнести два: «Технологии лесозаготовительных и деревоперерабатывающих производств» и «Лесное дело». Эти направления входят в укрупненную группу 35.00.00 «Сельское, лесное и рыбное хозяйство». По ним ведут подготовку и другие вузы (всего 71 вуз в России), в том числе нелесного профиля. 

В то же время наш университет продолжает готовить кадры для лесного сектора и по «нелесным» направлениям, таким как «Экономика», «Менеджмент», «Машиностроение», «Химические технологии» и другим. 

Проблемы лесной отрасли отражаются и на лесном образовании. Для того чтобы подготовить востребованного специалиста, в самом начале его обучения необходимо знать, какие навыки будут востребованы в отрасли через 4–5 лет. Мы нацелены на практико-ориентированное обучение, которое подразумевает максимальную связь с производством в период обучения. И мы озвучиваем нашу позицию предприятиям, с которыми сотрудничаем. Некоторые из них хотели создать собственные вузы, например «Монди Сыктывкарский лесопромышленный комплекс». Однако они от этой идеи быстро отказались и пошли по другому пути, открыв в нашем филиале — Сыктывкарском лесном институте — несколько современных лабораторий, обучаясь в которых студенты адаптируются к производству, осваивают новейшее программное обеспечение и оборудование. В этих же лабораториях сотрудники компаний проходят повышение квалификации. Это правильный подход, и его можно использовать как пример в работе с другими предприятиями. Еще один путь — целевое обучение, однако мы не видим большой заинтересованности предприятий в нем. Мы готовы принять целевиков в количестве 10 % от общего числа студентов, однако в этом году, к примеру, по целевому набору в университет поступили всего 3 или 4 человека. 

Есть у нас в университете такие направления подготовки, которые в России нужны, но не популярны. К примеру, это операторы лесозаготовительных машин — харвестеров и форвардеров. Работе с ними обучают производители техники на ознакомительных семинарах тех, кто покупает эти машины. А ведь в развитых лесных странах такое обучение длится три-четыре года. И вот представьте, что происходит, когда управлять машиной начинает неквалифицированный оператор. Во-первых, он не умеет работать с программным обеспечением и не использует машину в полной мере. Во-вторых, он может ее просто сломать, а такие машины стоят весьма дорого. Поэтому я считаю, что производители таких машин и оборудования в первую очередь должны быть заинтересованы в том, чтобы на их машинах работали высококвалифицированные специалисты. Если лесозаготовительная машина по какой-то причине выходит из строя, то все говорят, что это плохая машина, а вовсе не оператор. В этой связи производители техники и оборудования должны участвовать в обучающем процессе. Некоторые из них так и поступают. Великолукские «Подъемные машины» установили нам несколько лет назад действующую модель гидроманипулятора, мы обучаем на ней студентов, проводим ежегодный конкурс на лучшего оператора. В этом году мы получили заказ от Palfinger сделать свой симулятор гидроманипулятора. Главный конструктор и специалисты этого завода читают лекции нашим магистрам, привлекают их к прохождению практики на заводе, мы создали студенческое конструкторское бюро. У нас налажена связь и с другими заводами, например с Кировским, который планирует производство лесозаготовительной техники и консультируется с нами. Военные заводы, которым разрешено производство гражданской техники, также проявляют интерес к работе с нашими специалистами. 

— В течение последних десяти лет мы обращаемся в разные инстанции с идеей создания подобной структуры. Мы — старейший лесной вуз страны — стремимся к тому, чтобы стать ведущим в России лесным вузом. Как я уже сказал, проблемы лесной отрасли влияют и на лесное образование. Количество студентов уменьшается с каждым десятилетием. В 80–¬90-е гг. прошлого века у нас обучалось порядка 19,5 тыс. студентов, в 2010 г. — 14 тыс., а сегодня — 7200. При этом инфраструктура вуза сохраняется в полном объеме, и на ее содержание дополнительных денег нам не выделяют. Мы вынуждены либо отказываться от Ботанического сада, от учебно-опытного лесхоза, многих учебных зданий и общежитий, либо найти возможность дополнительного заработка. Отказаться от наших территорий мы не можем, иначе перестанем быть тем лесным вузом, которым всегда были. Мы начали работать над тем, чтобы создать научно-образовательный центр на базе нашего университета, собрали все ведущие заинтересованные организации России, которые хотели бы принять участие в работе этого центра, и просим у профильного министерства финансирования на открытие научно-образовательного центра и создание современных лабораторий. Государство ставит вопрос: кому будет нужно то, что будет производить этот центр? Нужен отраслевой заказчик, который будет воплощать в жизнь наши научные разработки, производить и реализовывать их. Такого пока, к сожалению, нет. Мы собрали все материалы по образованию научно-образовательного центра и отправили их на рассмотрение в наше министерство. 

Однако сегодня в университете существуют разные точки зрения на то, как дальше мог бы развиваться наш вуз. В настоящее время лесные вузы не входят в число национальных, федеральных или национально-исследовательских университетов, в то время как практически все основные направления науки и техники представлены одним или несколькими элитными университетами. Отсутствие аналогичных лесных университетов без соответствующего бюджетного финансирования делает развитие высшего лесного образования и отраслевой науки в целом практически невозможным. Для решения актуальных и глобальных задач, обеспечения инновационного развития лесного сектора экономики страны уже давно назрела необходимость в создании крупного отраслевого научно-образовательного комплекса на базе нескольких образовательных учреждений и НИИ. В августе 2018 г. председателем правительства РФ Д. А. Медведевым было дано поручение Министерству науки и высшего образования РФ рассмотреть возможность создания отраслевого научно-образовательного комплекса на базе СПбГЛТУ. Оно до сих пор там рассматривается. 

Учитывая, что лесной комплекс является стратегически важным сектором экономики Российской Федерации, я считаю, что сегодня было бы целесообразным рассмотреть возможность создания инновационного отраслевого научно-образовательного комплекса в виде крупного отраслевого национального государственного университета на базе нескольких образовательных учреждений с возможностью присоединения к ним научных учреждений. В таком научно-образовательном комплексе могут быть объединены все направления подготовки, так или иначе связанные с лесом, заготовкой, глубокой переработкой древесины и биомассы дерева, экологией, полиграфией, энергетикой и теплотехникой, ландшафтной архитектурой, дизайном.

Такой университет мог бы быть ведущим, иметь отраслевую направленность и не только готовить высококвалифицированных специалистов, но и стать ведущим мировым научно-образовательным комплексом, объединяющим все направления подготовки.

Мы рассматривали возможность создания такого нового национального государственного университета совместно с Санкт-Петербургским государственным университетом промышленных технологий и дизайна. Больше половины студентов в наших вузах обучаются по одинаковым направлениям. И нашей идеей было создание крупного научно-образовательного комплекса мирового уровня, в котором наш вуз со своей инфраструктурой и преподавательским коллективом продолжал бы функционировать, сохраняя свои историю и традиции. Однако пока этой идее не суждено сбыться, хотя, с моей точки зрения, это было бы самым разумным выходом из той ситуации, в которой сейчас находится вуз. И это полностью совпадает с поручением Д. А. Медведева. Иначе если тенденция по сокращению численности обучающихся сохранится, то пройдет еще десяток лет и может случиться так, что наш университет самостоятельно не сможет выжить. 

Неожиданно возникла проблема и с нашим парком, который является объектом культурного наследия. По нему проходит дорога, которая почему-то в 2010 г. постановлением правительства города была выделена в дорогу общего пользования. С 1993 г. на въездах в парк были установлены шлагбаумы, которые ограничивали проезд машин через него. В ноябре Комитетом по имущественному контролю будки и шлагбаумы варварским способом были демонтированы. И сейчас, несмотря на то что с двух сторон Институтского переулка установлены дорожные знаки, сквозной проезд запрещен, утром и вечером мы наблюдаем вереницу машин, которые движутся по нему без остановки, наносят объекту культурного наследия непоправимый вред. Более того, рядом находится образовательное учреждение, в парке работают наши сотрудники, ходят студенты и жители, проживающие на территории парка, а машины проезжают без всякого ограничения скорости. Мы обращались и в правительство города, и в КГИОП, и в ГАИ, и в администрацию Выборгского района, однако ситуация не меняется и проблема остается нерешенной.

— Я приверженец того, что старый лесной кодекс был идеален для специалистов отрасли. Ровно до того момента, когда в него были внесены дополнительные поправки и изменения. В проекте нового Лесного кодекса всё управление лесами хотят передать в Москву, на федеральный уровень, что неправильно. По моему мнению, федеральный Лесной кодекс должен быть небольшим по объему, а подробные дополнительные кодексы должны быть прописаны отдельно для регионов, каждый из которых отличается и по климатическим особенностям, и по географическому месторасположению. Лес в них разный, и его нельзя подвести под какой-то один федеральный стандарт. Лес — это очень сложная система. Лес, который растет в Сибири, и лес, который растет в Ленобласти, — разные; даже в пределах одной Ленобласти лес на Карельском перешейке и лес в Тихвине будут совершенно разными по структуре. Поэтому и существует лесная наука. Сегодня все занимаются лесом и считают себя специалистами, а на самом деле этому нужно учиться. Несправедливо и неправильно, что наших ученых не привлекают к работе над решением этих вопросов на государственном уровне.

— Благодарю вас!