Главная » Санкт-Петербургский вестник высшей школы » Отсутствие дефицита совести

Отсутствие дефицита совести

Источник фото: © ПРЕСС-СЛУЖБА СПбГПМУ

В Санкт-Петербургском государственном педиатрическом медицинском университете (СПбГПМУ) завершился первый цикл курса «медицинская журналистика». 

Это  своеобразная «проба пера», когда будущие врачи учатся работать с внешним миром, представлять свои компетенции в информационном пространстве.
Этот проект начался при сотрудничестве с Городским студенческим пресс-центром. Разговоры о том, на какой же базе должны основываться связи с общественностью в вузе, в последние годы ведутся достаточно остро. На эту тему проводятся стратегические сессии и круглые столы, ей посвящаются конференции. Объяснения и механизмы есть, и они очень разные.  
Но для меня как ответственного за общественные связи и «завязанного» на первое лицо удача представляется прежде всего в том, что постоянно  доводится видеть решения, которые являются подтверждением слов выдающегося педагога и врача, одного из основоположников мировой современной педиатрии, проработавшего всю Великую Отечественную войну в клинике при Ленинградском педиатрическом институте (так тогда назывался СПбГПМУ) А. Ф. Тура: «Во время блокады мы страдали многими дефицитами, но у нас не было дефицита совести».
Это не будешь рассказывать в релизах и на брифингах, потому что здесь есть контекст, он не всегда ложится в канву оперативки, когда у журналистов нет времени на долгие диспуты. Однако для осознания фундамента, откуда что происходит, а также для коллег, уверен, это будет интересно и понятно, потому что так мы отвечаем на главный вопрос: что есть пиар, основанный на делах и правде. Этому мы учим на «медицинской журналистике».
 

Крещение 
Про эту девочку говорили две недели на ректорских совещаниях и больничных конференциях. Она поступила в клинику университета, уже пройдя операцию на сердце в другом месте. Так часто бывает: делают что-то где-то, потом ребенок попадает сюда,  потому что известно — в Пе-диатрическом университете вытащат, спасут. Если возможно. 
Но работа со сформировавшимся «в болезни» ребенком — гораздо более тяжелая и менее предсказуемая, чем его ведение с начала.  Девочка была слабой, она уже приехала в тяжелом состоянии. Прошла еще одну операцию, но организм не реагировал. Она находилась в реанимации, множество патологий, проблемы, сочетающиеся одна с другой, давали мало шансов. Несколько раз у нее отказывало сердце, его «заводили». К четвергу функции организма совсем отказали, жизнь поддерживала аппаратура. В этот момент ее мама пришла в храм при университете с просьбой окрестить ребенка. А параллельно шли консилиумы, врачами рассматривался ход дальнейших событий. В таких случаях всегда очень важно мнение одного, лидера, его позиция, потому что в сложных моментах, когда нет однозначного решения, многие смотрят на одного. И этот один — должен быть, а еще важно, какой он.
Было решено — закупить очень дорогие лекарства, срочно, за деньги вуза, а девочка уже была к тому времени крещена и жила дальше. 
…Мы не знаем, что человек чувствует в таком состоянии. Но ей, думается, каждая минута была как вечность. Прошел день, другой, ночи...
Малышка ушла из жизни в 7 утра пятницы. Умерла «биологической смертью», то есть тихо и не неприкаянно, с крестиком и спокойной душой. Тяжело, когда уходят дети, но есть и такое понятие — тихая, благостная скорбь. 
 

Из интервью ректора: 
— К 1991 году мы подошли с показателями детской смертности порядка 25 промилле — то есть умирали 25 детей из 1 000. Работа продолжалась, несмотря на все сложности, и показатели удалось снизить до 8,6 промилле. В 2012 году президент России принял решение о строительстве перинатальных центров и создании трехуровней системы родовспоможения. За эти годы было построено 32 новых перинатальных центра, сейчас в стране 90 перинатальных центров, которые занимаются высокотехнологичной помощью. Сегодня смертность — 4,1 промилле. За 100 лет она снизилась в 100 раз. Для понимания — в США этот показатель 5,69 промилле, в Китае — 9,04 промилле.
 

Степень рака 
Для педиатрического университета отделение онкологии — это сосредоточение компетенции. В онкологических больницах и диспансерах для тех, кто там лечится, непрофильных врачей, то есть не онкологов, приглашают на консультации. А это — целый перечень специалистов, и в результате теряется время, уходят силы и больных, и медиков. Одним приходится ждать, другим ездить на консультации, откладывая другие дела, в ущерб другим пациентам. Хромает качество, когда одни «ждут», другие «догоняют».
В педиатрическом университете, где все отделения и квалифицированные специалисты в одном месте, онкологическое отделение совершенно уместно. Кроме того, его появление сократит ожидание госпитализации для детей. 
Появление такого отделения в конце 2021 г. — это тоже инициатива того одного, кто должен быть лидером, задавать темп и «бить в барабан» на галере. Всегда же найдутся и те, кто не будет уверен в нужности такого отделения. Рак — болезнь, к которой до сих пор, в век смартфонов и умных вещей, относятся с предубеждением. Тем не менее болеют им тоже многие, и это в том числе результат развития цивилизации, качества техники, питания, века технологий.
Первым пациентом онкогематологического отделения в преддверии нового 2022 г. стал мальчик, его родители из прессы узнали про открытие нового отделения. Пришли как в «последнюю инстанцию». У мальчика — рак четвертой стадии, метастазы органов, тканей и костей. Как быть в таких случаях?
И снова должен быть тот, кто повернет вспять, а точнее — к истокам медицинской идеологии, в основе которой по-настоящему право жить и умение идти до конца. Опять ректорат и консилиум, и вновь тот, кто ставит цель, говорит: «Мы обязаны помочь. Делать анализы, биопсию, подключить всех. Они пришли к нам, надо дать всё. Вы понимаете!» — и эти слова завели, раскрутили ситуацию. В тот же день на отделении было уже пять пациентов, и их истории болезни были вызовом, действовали как настрой. С ними — идти до конца, чтобы жизнь победила.
 

Из интервью ректора: 
— Да, мы берем тяжелобольных детей. Даже если будет один шанс из тысячи, я все равно скажу, чтобы его приняли, потому что этот шанс может спасти ребенка. Он у нас может умереть? Может. Нам не всех удается спасти. Но мы обязаны дать этот шанс.
Следующий момент — это забота о коллегах. Если где-то нет возможности сложного кардиохирургического вмешательства ребенку с тяжелым пороком сердца, то что будут делать врачи? Смотреть, как он умирает, без малейшей возможности ему помочь? Нет. Так что мы, с одной стороны, делаем благо для больных, с другой стороны — для коллег.
* * *
Клиника университета — это 1 000 детей, которые одновременно лечатся, плюс 1 500 консультаций в поликлинике, 3 000 медиков, сотрудников кафедр, крупнейших специалистов своего дела. А еще 6 000 студентов, которые учатся. И идеология, которую они впитают, крайне важна. Будущие врачи видят каждый день родителей с детьми, идущих по больничному городку, видят подъезжающие к приемному покою машины скорой помощи, практикуются и работают на отделениях. 
Ректор — тот, кто и задает тон всему, говорит, что должно быть и берет ответственность. Лидер — призвание и служение, миссия  управлять. И следить, чтобы не возникало дефицитов. Особенно — совести. О чем надо бы больше рассказывать… 
О лидерах, настоящих врачах, миссии и компетенциях и для продвижения профессионалов задумана «медицинская журналистика». 
Валентин СИДОРИН,
проректор СПбГПМУ 
 

Источник: САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ВЕСТНИК ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ. 7 (207) ИЮНЬ 2024